Главная » Библиотека » Файл 729. Седьмой исход. » Страница 29
В глазах цвета стали сияли искорки вызова. Но вызова кому? Себе? Судьбе? Будущему? Скалли не знала.
Вашингтон, округ Колумбия.
4 сентября 2028
23:26
Искры тают в ночи, звезды светят в пути…
Ночной Вашингтон понемногу замыкался в себе, выдворив из небоскребов и офисов приезжающих в столицу из других городов коммерсантов, дипломатов и государственных служащих. Обломок луны освещал купол Капитолия, фасад которого, как и раньше, был усеян чередующимися колоннами. Алые головки маков в ее лучах казались темнее и по цвету напоминали "Кровавую Мэри". Освещенный изнутри Джефферсоновский Мемориал отражался в спокойных, сегодня чуть более светлых, водах Потомака, и 19-футовая статуя Третьего Президента на 6-футовом пьедестале казалась древним языческим идолом, окруженным дымящимися свечами и окуренным священными благовониями.
"We hold this truths to be self-evident:
that all men are created equal,
that they are endowed by their Creator
with certain inalienable rights,
among these are life, liberty, and
the pursuit of happiness".
Начертанные на стенах Мемориала строки из Декларации Независимости вызывали лишь злой сарказм. "Жизнь, свобода и поиски счастья…" - очевидная истина. Если не думать о том, что все это может быть разрушено в одну минуту по мановению незнакомых существ с зеленой кровью, в трехпалых ладонях которых сосредоточены громы и молнии, жизни и судьбы всех нас.
Любовь к судьбе не может спасти, но придать смерти хоть какой-то смысл, наверное, может. Спейси закрыла глаза, пытаясь осознать, что она на себя берет: ответственность и безнадежность. Она видела обреченность в еще свежей листве, только что омытой первым осенним дождем, тихим и робким, как усталый зверек, в черноте асфальта, в которой блестели подсыхающие лужицы, в густо-синем беззвездном небе, глядящем на Землю зияющей бездной Невозврата и Вечности.
Кто этот человек, порвавший струну ее жизни? Не нить, а именно струну, натянутую, но прочную. Норман Рассел. Человек-невидимка, летучий фрегат, блуждающий отблеск пламени, нашедший отражение на бледной коже и черных глазах, сиявших ослепительным светом гладкой, безжизненной стали. Казалось, он был вечно на пределе, и мгновения гнева сменялись минутами блаженного спокойствия так же быстро, как дождевые капли хлестали по разгоряченному лицу. Он явно предпочитал оставаться в тени, а точнее, это был до автоматизма отработанный образ, он презирал себя за невидимую слабость и получал почти физическое удовлетворение от имиджа "человека с секретом". Но когда Рассел понял, что игра зашла слишком далеко, остановиться не позволило самолюбие. Спейси расколола его, разгадала его душевную болезнь еще с их первого разговора, когда еще не окончательно осознала, частью чего она стала.
